удалось увидеть подлинный эскиз Мастера. Он был прелестен. Наши плотники совершенно не воспроизвели изящный восточный изгиб его арок.
Если бы мы внимательнее вслушивались в искусные нюансы его руководства нами, а не бегали вокруг («как куры с отрубленными головами», по выражению самого Мастера), неистово стараясь исполнить его волю, не пытались рассудочно препятствовать ей, то могли бы изменить мир. Конечно, и мы сами изменились бы коренным образом.
Теперь, когда Мастер, хотя и с неохотой, отказался от мечты основать «поселение всемирного братства» и сосредоточился на организации существующих общин в духе более строгих монашеских традиций, в воздухе стала витать мысль: «Организовывать!» Я не помню, чтобы в то время Мастер много говорил о процессе организации, во всяком случае при мне. Однако по какой-то причине эта идея увлекла многих учеников.
Некоторые монахи вместо того, чтобы сказать просто:«Теперь мы должны заниматься организационными делами», начали нарекать на то, что все не было организовано прежде. Будучи новичком, я видел в них старших на этом пути. Мне не приходило в голову, что на самом деле они занимали негативную позицию. Когда они с некоторым озлоблением говорили о том, что, по их мнению, делалось не так, я искренне переживал: «Как плохо служат Мастеру эти “негодные управленцы”!»
При возможности Мастер применял такой метод: он позволял ученикам осуществлять свои фантазии, чтобы они извлекали соответствующие уроки. Я еще почти совсем не освоился с обстановкой в общине, когда однажды в мою комнату вошел Бун и с важным видом объявил: «Мастер назначил комиссию. Он хочет, чтобы в нее вошли мы с тобой».
—Комиссию? Что он хочет от нас?
— Мы должны организовать работу, — ответил Бун, важно выпрямляясь.
— Какой именно аспект работы?
— Все аспекты, все! — при этом Бун сделал широкий жест рукой.
— Хорошо, — сказал я с сомнением, — если так говорит Мастер. Но я еще очень мало знаю эту работу. Я не могу представить, какую помощь он может ожидать от меня в организации этого дела!
— О, тебе не придется делать слишком много. Просто поможешь, когда мы тебя попросим.
Оказалось, что мне действительно не пришлось ничего делать. Несколько недель разные члены комиссии неформально встречались, по двое или по трое, чтобы обсудить все, что по их мнению подлежало изменению. Было много разговоров, жалоб, но мало действий. Постепенно на первый план вышли жало-
9 Зак. 3817
бы. Главный офис, как с негодованием поведал мне Бун, затруднял работу комиссии и, следовательно, выполнение воли Мастера. Я не чувствовал себя компетентным, чтобы внести позитивные предложения, однако разделял негодование моих соратников по комиссии. Меня поражало, что ученики столь упорно отказывались соответствовать желаниям своего гуру.
Однажды Бун влетел в мою комнату в сильнейшем припадке раздражения: «Мисс Сали наотрез отказывается подчиниться последней директиве комиссии!»
Это было невероятно! Я вскочил на ноги: «Нам следует поговорить с ней!» Мы быстрым шагом направились в главный офис. Я сказал мисс Сали (теперь — Шраддха Мата), что, отказываясь сотрудничать с комиссией, она не подчиняется Мастеру и что для пользы дела она должна сотрудничать с нами.
«Вы, молодые, горячие головы! — воскликнул Мастер, узнав об этом эпизоде. — О чем вы только думаете, врываясь в комнату с криками подобным образом?» Он продолжал отчитывать, в особенности меня, и это была самая крупная головомойка, свидетелем которой мне пришлось быть.